Человек творческий как человек независимый

10 октября в Хабаровске умер известный русский поэт, который множество лет был бессменным главой Хабаровской краевой писательской организации, уроженец поселка Бира Еврейской автономной области Михаил Асламов.

Ему так и не исполнилось 90 лет…

И это несправедливо. Менее года назад Михаил Феофанович ушёл от смерти. Полетел в Москву на Парад Победы, почувствовал себя плохо, остановился и… умер. Московские врачи – золотые руки, светлые головы – повернули вспять клиническую смерть, сделали коронарное шунтирование, и – не поверите! – через несколько дней этот удивительный пациент сказал: «Ну, кажется, мне пора домой». И полетел назад – на берега Амура.

Те дальневосточные писатели, кто регулярно общался с ним, подтверждают: всё это время Михаил Феофанович был полон сил и творческих планов. Таков был его характер, таково было его положение среди коллег.

В 2016 году отчётно-выборное собрание Хабаровского регионального отделения Союза писателей вновь избрало на последующие четыре года его  своим главой – старейшего поэта Дальнего Востока и России. Более тридцати лет (с 1987 года) он занимал должность председателя правления регионального отделения Союза писателей России, в который входили и входят не только литераторы Хабаровского края, но и соседней Еврейской автономной области. Уникальный случай для периода, когда происходило повсеместное разделение творческих союзов сперва СССР, потом – «отпочкование» российских писательских организаций, каждая со своими претензиями на лидерство, с борьбой за количество членов и внимание властей… А для Михаила Феофановича все – и хабаровчане, и комсомольчане, и николаевцы, и «евреи» (литераторы Комсомольска-на-Амуре, Николаевска-на-Амуре и Еврейской автономии) – были своими: земляками, собратьями по перу. А он был для многих не только формальным главой творческой организации, а личным доброжелательным наставником, учителем, другом. А это – неотменимо, этого не переименуешь, не переподчинишь…

Москва – санаторий Переделкино

Не понимаю, почему в нашей стране так популярно выражение «незаменимых не бывает». Если попытаетесь так сказать о Михаиле Феофановиче Асламове, то так не выражайтесь. Он был незаменимым: по авторитету среди коллег, среди друзей и тех, кто другом не был, по авторитету у власти, которой авторитета истинного писателя и поэта никогда не достичь, ибо «Поэт в России больше, чем поэт» – он пророк, он голос эпохи, он тот, кто в силах выразить то, что нам – большинству – самим выразить не под силу.

Он не стеснялся говорить: «Всякая литература должна быть в оппозиции любой власти. Она должна идти с низов, от народа. А народ и власть всегда жили отдельно… А то все просим у государства, как донецкие ополченцы, гуманитарную помощь. Или с шапкой по кругу, несчастные патриоты…».

Он был человек независимый и творческий. В его жизненных максимах человек творческий должен был всегда сохранять внутреннюю автономию. Пусть это и нелегко, но это по-честному…

К своему 90-летию Михаил Феофанович с энтузиазмом готовил новую книгу стихов. Работа оборвалась всего через десять дней после 89-летия, которое он встретил с друзьями. Нелепая бытовая случайность, которой, кажется, так легко было избежать…

Нет для поэта ничего горше, чем не досказать, не успеть. Нет для памяти о человеке ничего горше, чем скорое забвение. Михаил Асламов был настоящим поэтом – человеком с талантом и нестыдной биографией. Потому к его творчеству вполне применимо такое определение: «Единственная нестареющая новость – это неизвестные тебе стихи». Положа руку на сердце, пожалуй, многие из любителей стихов не смогут утверждать, что «прочли всего Асламова». Прочтите! У вас ещё есть эта возможность.

А новая книжка… Я уверен – она выйдет и придёт к нам вместе с голосом Михаила Феофановича: «А где молодые и тоже веселые? Молодых маловато. Или у них другие утешки?»

Виктор АНТОНОВ,

от лица литераторов Еврейской автономной области

ПОСЛЕДНИЕ СТИХИ

* * *

Глубокой ночью скован санаторий,

И сладко спят – аж слюнки по губе! –

Болезные различных категорий

И просто – духом павшие в борьбе.

Да, с духом проще, можно и собраться,

Пока не обозначены враги.

Вот с Богом бы чуть-чуть поторговаться

И выставить бы что-то на торги.

Судьбу? А что? Мы тоже не скупые.

На мелочовку можно и вино…

Гонцы от Бога – бабочки слепые

Колотятся уже в моё окно.

Июнь 2018.

Поэт

Отец мой тоже был  поэтом.

Он, уговорам вопреки,

Уже больной, вставал с рассветом

И уходил  слагать стихи.

Он затыкал топор за пояс, —

Его стихи не для пера, —

И разносился до околиц

Звенящий голос топора!

Он выбирал по стуку бревна,

Он в бревнах плотность уважал,

Потом ошкуривал любовно —

До смысла, значит, обнажал.

И подгонял одно к другому,

И ставил рамы со стеклом.

И становились бревна  домом,

То бишь лирическим стихом….

О, как гремело в них веселье

И разгорался пир горой,

Когда с размахом новоселье

Справлял лирический герой!

Отца вином не обносили,

Он пил  и медленно хмелел:

— Строитель я!  В моей бы силе —

Я б землю всю в леса одел!

А есть ли что  в огромном мире

Такой прекраснее мечты!…

Под жестяною пирамидой

Лежат поблекшие цветы…

Иду я будущим проспектом,

Брожу с рассвета дотемна,

Где в память плотников-поэтов

Возводят светлые дома,

И почему-то эти зданья

С лежанками для облаков

Мне кажутся переизданьем

Отцовских рубленых стихов.

Из первого сборника

Михаила Асламова

«Пусть настежь дверь», 1964 г.

 

* * *

— Ты мелко пашешь, —

Услыхал от друга,

А в голосе дышало торжество…

Но пусть, но пусть не тронет

Лемех плуга

Души моей живое естество.

Я сам её, пустырную, оплакал,

Скорбящую по свету до тоски.

И пусть на ней не уродятся злаки,

Но расцветут небесно васильки.

 

Усердствовать и не заметить даже,

Как до суглинка выпахал её…

Душа моя пусть верует во блажи,

Младенчески, в бессмертие своё.

 

* * *

Упаду на соцветия клевера,

Утону с головою в траве,

Чтобы ноги –

К прохладному северу,

И усталым лицом – к синеве.

Мне в ложбинке меж меридианов

Под покачивание земли

Чутко слушать,

Как в мареве пряном

Подозрительно кружат шмели;

И комарик незлобно проносится,

Нереален, как будто фантом,

Упираясь лучом в переносицу,

Кувыркается солнце винтом;

Муравей из ничейных владений

По щеке пробегает к виску.

И губами тянусь, как младенец,

К шляпке клевера, будто к соску…

Я один на земле этой грешной,

Боль её отдаётся в спине.

И один лишь кузнечик потешный

Несомненно сочувствует мне –

И пульсирует дробь многоточий,

Словно весть неизвестно кому…

Травка малая ухо щекочет,

Что-то тайное высказать хочет

По секрету, да я не пойму.

Я нездешний, трава. Я пришелец,

Я спустился сюда по лучу.

Мне б уснуть

Под беспамятный шелест.

Не мешайте. А то улечу…

Из книги

«На краю благодатного часа»,

Хабаровск, 2017

Источник: GazetaEAO.ru


Заметили ошибку или опечатку? Материал нуждается в исправлении? Будем рады Вашей помощи! Пишите на на адрес [email protected].


Comments are disabled for this post